Мерцает тусклая звезда.

      Давно остыли пироги.

      Друзья уходят кто куда —

      кто в никуда, кто во враги.

      Кому покой, кому война —

      путь, как ни кинь, непрост.

      Пусть водка будет холодна,

      пусть тёплым будет тост

      под тающий в тумане след

      того, что благодать.

      Любить друзей, которых нет.

      Любить и вспоминать.

      Бабье лето. Закат сентября.

      Тесный стол. Отодвинуты книги.

      Нами чокнутся два стопаря,

      вспоминая минувшие миги

      долгих лет, недосказанных слов,

      слёз и смеха, стихов и немотства.

      И закат за окошком багров

      подмигнёт огоньком сумасбродства.

      На вопрос мой, как там в небеси

      по ту сторону всхлипнувшей двери,

      ты «Не бойся, не верь, не проси»

      мне ответишь. И я не поверю,

      а скажу: «Подожди, догоню»

      и добавлю: «Теперь уже скоро».

      И потянутся души к огню

      купины на двоих разговора

      словно этих двух лет не прошло,

      словно длится немолчная строчка.

      Только, господи, что за число?

      Двадцать пятое. Пятница. Точка.

      2015—2017

      От лета до зимы и от зимы до лета

      то осень, то весна, то проблеск, а то блик.

      Молитва в алтаре промозглого кювета

      под сенью на ветру поникших повилик.

      Молитва наугад – наитье, откровенье:

      спаси и пронеси, дай выжить, не убей.

      Обугленной души молитвенно паренье.

      Клюёт с ладони жизнь озябший воробей.

      И к мигу миг прильнёт короче свиста пули,

      и каждый миг, как дар, намоленный в огне.

      А те, что на груди у смерти прикорнули,

      молитву за живых бормочут в вечном сне.

      Им тихо вторит бог дрожащими губами

      и посреди войны под мать и перемать

      безбожником стоит с подъятыми руками

      в молитве и тщете спасать и сохранять.

      И месят с кровью грязь безбожники и боги —

      теперь ли разбирать, кто свой, а кто не свой?

      Закуришь