Но этот мерзкий боров, полный злости,

      Сей гробокоп, уткнувшись в землю лбом,

      Не разглядел наряд роскошный гостя

      И оказал ему дурной прием.

                  Когда бы он сей дивный лик приметил,

                  Он поцелуем бы пришельца встретил.

      Да, так и есть! – догадка мне не лжет:

      Охотником прекрасным атакуем,

      Зверь восхищенный кинулся вперед

      Смирить его суровость поцелуем,

                  В колени тычась, ласки он просил —

                  И ненароком клык в него вонзил.

      Будь я клыкаста, словно боров дикий,

      Я бы сама убить его могла

      Лобзаньем страстным… О Зевес великий!

      Адонис мертв; и землю кроет мгла».

                  Сказала так – и падает рыдая,

                  К возлюбленному руки простирая.

      Она, лаская, гладит бледный лоб,

      В уста его безжизненные дышит

      И речи шепчет нежные взахлеб

      Ушам, которые ее не слышат,

                  Заглядывает в очи – но, увы! —

                  В них светочи погасшие мертвы.

      Два озера прекрасных, два зерцала,

      В которых отражалось божество

      И красота небесная мерцала, —

      Не отражают больше ничего.

                  «Мой милый, что за страшный сон мне

      снится!

                  Как странно: ты погиб, а время длится.

      Проклятье же любви! Пускай вовек

      Сопутниками будут ей печали,

      Пусть отравляет сердце горечь нег,

      Казавшихся столь сладкими вначале,

                  Пусть никогда не будет ей легко,

                  То низко метящей, то высоко!

      Пускай ее преследуют жестоко

      Обман, притворство, страх и ложный стыд,

      Пускай, как хрупкий цвет, в мгновенье ока

      Она, не распустившись, облетит;

                  Пусть разуму она несет увечье,

                  А глупости – напор и красноречье.

      Пусть увлекает в драку сгоряча,

      Толкает старца в суматоху танца,

      Ощипывает ловко богача,

      Задаривает щедро оборванца,

                  Безумствует наотмашь и навзрыд:

                  Юнцов дряхлит, а дряхлых молодит.

      Пускай она пребудет безоглядна,

      Доверчива на шепот клеветы,

      Под маской милосердья беспощадна,

      Коварна под личиной прямоты,

                  Пусть в прятки с ищущим она играет,

                  Страшит героя, труса подбодряет.

      Пускай она несет раздор сердцам,

      Лад меж отцом и сыном рушит в доме,

      Пускай творит юнцам и мудрецам

      То, что творит огонь сухой соломе.

                  За то, что мой любимый смертью взят,

                  Да всем влюбленным эти беды мстят!»

      И вдруг – о чудо! – юноша убитый

      Пред ней исчез, истаял как дымок,

      А