Летели по ветру, слабы и неловки,

      красные зёрнышки – божьи коровки.

      Какое широкое озеро было

      для их утомлённых коротеньких крыльев!

      Уж виден был берег, заманчиво плотен,

      но в воду ронялись они на излёте.

      А маленькой девочке жалко их было,

      а девочка в воду, робея, входила,

      застенчиво ёжилась в брызгах седых

      и божьих коровок снимала с воды.

      Уж так ей хотелось не быть в одиночку,

      пока ещё нету ни сына, ни дочки,

      хотелось быть доброй, большою и ловкой,

      кого-то спасать – ну, хоть, божью коровку!

      Не вытравить: безжалостное лето,

      Пропахшая лекарствами постель,

      Ночник и крик – Включите больше света!

      Успеем належаться в темноте!

      И я включал. И комната пылала,

      В сияньи люстры медленно плыла…

      Но всё равно, ей света было мало.

      А солнышка она не дождалась…

      А я живу. В квартирах полутёмных

      Меня коробит, как дурной навет,

      Тревожный конус света ламп настольных,

      Интимных спален пошлый полусвет.

      И я, совсем не верящий в приметы,

      Косясь в углы, где затаилась тень,

      Всем говорю – Включите больше света.

      Успеем належаться в темноте!

      …В Москве сегодня пасмурно и снег.

      Температура – около нуля…

      Расставлена бесхитростна снедь.

      Хозяин восклицает «Вуаля!»

      Разлито в рюмки красное вино.

      Сегодня – праздник. Через час – салют…

      А там, откуда я, всё время ночь.

      Всё время три часа и пять минут.

      За дверью – ребятишек голоса.

      За окнами – огни, движенье, смех.

      А там откуда я – всегда глаза

      Под жёлтой синевой прозрачных век.

      Там шопоты – зачем и почему?

      И запах окончанья бытия.

      И сразу – пустота во всём дому.

      И всё не просто, там, откуда я.

      И даже если скажут: Нет вины!

      Отцы церквей, мечетей, синагог —

      Есть тёмное соседство глубины.

      Так что имел в виду хитрюга-бог?

      Неужто это – Окуджава, залп

      Салюта, под ладонью женский шёлк,

      И виден из окна Речной вокзал…

      Всё попросту, всё мелко… Хорошо.

      Живём