Проползают одинаковые вечера

      Грузными дилижансами.

      Жизнь скупая, как Никкльби Ральф,

      Не знает ни любви, ни жалости.

      Над конторкою прилежный клерк,

      Вижу улицы сквозь стекла пыльные, —

      Так записывать еще немало лет

      Мелким почерком чужую прибыль.

      Ньюмен Ногс, товарищ мой и друг,

      Кружкой грога из таверны ближней,

      Мы смягчаем грубую игру

      Джентльмена, что зовется жизнью.

      Я о тебе пишу. И знаю, эти строки

      Здесь без меня останутся и будут

      Печальной книгой в черном переплете,

      Печальной книгой о земной любви.

      И ты припомнишь медную кольчугу

      Сентябрьских дней, и медный звон ветвей,

      И пахнущую яблоками свежесть

      Простых и величавых утр.

      И жизнь мою суровую ты вспомнишь,

      Глаза мои и губы, и любовь —

      И грешную мою помянешь душу,

      И всё простишь, полюбишь и поймешь.

      Я не умру. Глазами этой книги

      Я видеть буду милый, страшный мир;

      Я буду слышать, как звенят трамваи,

      Как город голосом густым гудит.

      И спутницей внимательной и нежной

      Я жизнь твою с начала до конца

      Пройду, и передам неведомым потомкам

      Великолепный дар – любовь мою к тебе.

      Пройдут года по шпалам черных точек,

      Железные года – страницы пробегут, —

      Но милой лирики прозрачнее прохлады, —

      Как старого вина всё драгоценней вкус.

      Вкус моих губ ты забыл, забыл,

      Губы другие теперь полюбил.

      Косы ее тяжелей и черней,

      Сердце ее и добрей и верней.

      В комнату вашу неслышно вхожу,

      В очи жены твоей тихо гляжу.

      Хуже была ль я, лучше ль она? —

      Друга покинутого жена.

      Что ж ты читаешь жене своей

      Горькую повесть любви моей?

      Ты расскажи ей о страшных днях,

      О поцелуях моих, стихах,

      Ты расскажи, как была я зла,

      Как осенью раз навсегда ушла.

      Подруга, дружбы ласковые узы

      Мы сохранили с детства до сих пор, —

      Тревожным