Пути истории торжественны и грозны —

      Огромный век. Огромные дела.

      Над Русью древний всколыхнулся воздух,

      От сна очнувшись, темная пошла.

      Не по проселочной, не по большой дороге,

      Не с кистенем, не с посохом в руках. —

      Надвинув кепи на шальные брови

      И в куртке кожаной с винтовкой на плечах

      Пошла, спокойная, сквозь тифы и расстрелы,

      Сквозь вымершие волжские поля

      И песни новые по-новому запела

      С пропахнувшего порохом Кремля.

      Над дикими туманами провинций

      Не звон малиновый колоколов —

      Стрекочут вольные стальные птицы

      И запевают голоса гудков.

      И длинными шагами телеграфа

      Встревожен мир старинной тишины,

      И придорожные примяты травы

      Тяжелым шорохом автомобильных шин.

      Над деревнями, где мороз и солнце

      Высушивали сердце мужика —

      Кумачный флаг веселых комсомольцев

      Качнулся с колокольни в облака.

      Россия. Глушь. Кабацкое веселье.

      Нагайка. Бог. Дремучие леса.

      Сквозь грусть щемящую разгульных песен

      Твои суровые, поблекшие глаза

      Припомнят внуки. И в часы раздумья

      Им будут сниться скудные поля

      И Русь – гадающая ведунья

      Вслед улетающим журавлям.

      Не жизнь, а просто так:

      Поставлен стол и стул,

      Сидит на нем чудак,

      Задумчив и сутул.

      Он дышит пылью книг,

      Он дышит тишиной,

      И только маятник

      Товарищем всю ночь.

      Пусть город бьет в окно

      Железным сапогом,

      Пусть рвутся над страной

      Гранаты непогод —

      Им не пройти туда,

      Им стен не одолеть —

      Давно сидит чудак

      И будет так сидеть.

      Кровь, случай, ночь – вот спутники твои,

      Слепая жизнь. Вот входит человеком

      Еще один для битв и для любви,

      Приоткрывая сомкнутые веки.

      А над землею пролетают дни,

      Проходят весны, осени и зимы, —

      И с неба звездные далекие огни

      Ложатся на душу тоской невыразимой.

      И эта темная певучая душа

      Дрожит и бьется от любви и боли,

      И не умеет вырваться душа

      Из плена милого земной неволи.

      Но час настанет, и заглянет смерть,

      И ты уйдешь, оставив дар случайный,

      И снова будут над землею: твердь,

      Миры, века, чужая жизнь и тайна.

      Ничего, мой друг, не тоскуйте.

      Эту ль жизнь поместить на плечах,

      Если сердце любовью – в лоскутья,

      Если тело страстям – сгоряча.

      Пусть весна. Пусть другим этот пьяный

      Дикий воздух под желтой луной —

      Нам глушить