Уже остался за горою

      Тот край, исхоженный зарёю

      До корабельной глубины:

      И Юрьев снежно-васильковый,

      И мой Подолец родниковый,

      И Шордыги грибные сны…

      Застыли по соседству трубы.

      Олимпиады, Веры, Любы —

      Моих соседок милых нет…

      И ты, единственный читатель,

      Колхоза бывший председатель —

      Бывало, приходил чуть свет

      С бидоном молока от Зорьки:

      – Ну, что там Ибсен, Чехов, Горький?

      Еще их любит кто-нибудь?

      А, чай, до всяких перестроек

      Я в Щукинский сдавал без троек,

      Да, видно, был заказан путь.

      – Вот не пойму я Пера Гюнта,

      Ведь начал молодчагой, с бунта,

      А кончил…Почему?

      Тригорин причинил три горя,

      Но не уехал за три моря,

      Поэтому простим ему…

      – Всё мнил, я тут большая шишка,

      И к Богу не пришёл я, вишь-ка,

      Всё думалось – потом, постом…

      Вчера я на погост ходила.

      Ухожена его могила.

      И чайка в небе над крестом.

      Я ему родниковую воду дала,

      Обметя припорошенный сруб.

      Я звезды незнакомой названье прочла

      С чуть припухлых, обветренных губ.

      И теперь вот все люди завидуют нам,

      А не знаю, какого рожна!

      Вон в колодце вода – я любому подам,

      Он вам скажет всех звезд имена.

      Я любила тебя с каждым днем все сильней,

      Но мне воля была дорога,

      И когда ты сказал: стань рабою моей,

      Я отвергла тебя как врага.

      А могла бы весь мир обойти за тобой,

      Но завистлива жизнь и груба,

      И за то, что тебе я не стала рабой,

      Всему миру теперь я раба:

      Буду мучить, ласкать, пеленать, хоронить

      Не своих, не своих, не своих…

      А какие могли меня сны осенить

      На коленях высоких твоих

      Йогурт, айс-крем – и город есть Наслаждайск,

      Он на тех же кругах, что Можайск и Зарайск,

      Там за детской площадкой густ бересклет —

      Девочку свел ты в него двенадцати лет…

      Каялся в монастырях, чаял – сам пропадешь,

      Ан повелели служить… Все так же хорош…

      А не пойду я с тобой – подамся к хлыстам,

      Стану кормчей звездой, богородицей там.

      Будет по силам мне власть, но порой на заре

      Поездом стану в Москву катать в январе.

      В замети снежной окно найдет на окно…

      – Вот ты какая теперь, не видались давно! —

      Крикнет конногвардеец, – эй, раденье когда?

      И разойдутся в белой пыли поезда.

      Не повторяй, что провинция – наш кабинет.

      Неба-то, неба такого нигде больше нет.

      Переведут тебя в Польшу, задвинут в Читу —

      Вот и забудешь