Сегодня будет ураган.

      Я это знаю, но

      испепеление землян

      не мной предрешено.

      Виной всему гнетущий рок,

      проклятие небес:

      и сонно смотрит на восток

      тысячелетний лес.

      Оттуда – жизнь,

      оттуда – смерть.

      И на семи ветрах

      последний смертный – интроверт —

      развеет мёртвых прах.

      И вой его вонзится в ночь,

      как боль от сотен ран,

      и улетит куда-то прочь,

      и стихнет ураган.

      Спасибо, Господи, за боль

      и за любовь, что мне послал.

      Я жизнь – несыгранную роль —

      еще в стихах не дописал,

      недострадал,

      недолюбил,

      недомолился перед сном.

      и недопонял, что не мил

      кому-то в городе пустом.

      Опять блуждаю по судьбе

      то неприютен, то весёл.

      И я опять скажу Тебе:

      спасибо, Господи, за всё.

      И снегом белым упаду,

      когда полночный город стих,

      и Вифлеемскую звезду

      я отражу в глазах своих.

      Эти огненно-снежные волосы

      разжигают вселенский пожар.

      И планету от полюса к полюсу

      сотрясает подземный удар.

      Знак огня: пепел в небе качается,

      на луне оставляя следы.

      Не пойму, как же он сочетается

      с разделительным знаком воды?

      От беды, как известно, не спрячешься —

      пусть артачится дождь за окном,

      пусть в огне саламандра маячится,

      пусть в углу улыбается гном.

      Эта огненно-медная женщина —

      то ли счастье, а то ли беда.

      Но от полюса к полюсу трещина,

      но от сердца до сердца вода.

      Жизнь потеряла всякий смысл.

      Чего мне ждать?

      К чему стремиться?

      Летят сиреневые птицы

      на мыс, где умирает мысль.

      Где череп чёрные глаза

      таращит в сумрачное небо.

      Быть может, он несчастным не был,

      его хранили образа.

      От человека – ни следа.

      лишь полночь молния пронзает.

      Любовь взаимной не бывает

      на этом свете никогда.

      Ночь.

      Над водой разливается

      тяжкий гудок, будто стон.

      Всё, словно сон, забывается,

      всё превращается в сон.

      Видел на свете не мало я —

      в ликах старинных икон

      есть чистота небывалая.

      Всё превращается в сон.

      Мыслил коснуться ладонями

      счастья, что долго искал.

      Но за бегами-погонями

      только себя потерял.

      Но за слезами незванными

      тихий приходит покой,

      нежно прикрытый туманами,

      словно Господней рукой.

      Звёзды