Гляжу с тоской на розы я и тернии

      И думой мчусь на край миров:

      Моя душа в Саратовской губернии,

      У светлых волжских берегов.

      Я близ нее! О рай, о наслажденье!

      Как на мечтах я скоро прискакал!

      Бывало, я имел туда хождение

      И словно конь почтовый уставал.

      Страдал тогда кровавыми мозолями…

      Теперь ношусь крылатою мечтой —

      В эфире – там – близ ней – над антресолями, —

      И вот тайком влетел в ее покой!

      Вот, вот она, души моей пиитика!

      Сидит печальна и бледна.

      В ее словах, в движениях политика,

      А на челе – тоска по мне видна.

      В ее руках цепочка с закорючками,

      Она от скуки ей шалит;

      Любуюсь я торжественными ручками,

      Приятен мне их белоснежный вид.

      Но вот она, пленительная узница,

      Слезу отерла рукавом…

      О, что со мной? Душа моя, как кузница,

      Горит мучительным огнем!

      «Не надо мне ни графов, ни полковников, —

      Так говорит, – останусь век вдовой,

      Когда не ты, божественный Грибовников!

      Супруг мой будешь роковой!»

      Запрыгал я тогда от умиления,

      И в пятки вдруг душа моя ушла,

      И перед ней повергся на колени я,

      И речь из уст, как млеко, потекла!..

      «Ты ль это, – ты ль?.. Ивана ли Иваныча

      Зрю пред собой!.. Какой ты путь свершил?» —

      Так изрекла. «От Дона и от Маныча,

      С концов миров к тебе б я поспешил,

      Не устрашась ни верстами, ни милями!

      Я для тебя всем жертвовать готов!

      Но я не шел пешком, меж простофилями,

      Я прилетел», – сказал я в кратце слов…

      Тут обнялись мы сладостно и пламенно;

      Ее чело стократ я лобызал!

      О, в этот час растаял бы и каменный:

      Стихами ей экспромтец я сказал!

      Она меня попотчевала дулями,

      Я стал жевать… Но ах!.. Я пробужден!..

      Где я?.. один!.. лишь мечт моих ходулями

      Был