Малыгин родился в глуши степной,

      На бледный север вовсе не похожей,

      Разнообразной, пестрой и живой.

      Отца не знал он, матери он тоже

      Лишился рано… но едва, едва,

      Как дивный сон, как звук волшебной сказки,

      Он помнил чьи-то пламенные ласки

      И нежные любимые слова.

      Он помнил, что неведомая сила

      Его к какой-то женщине влекла,

      Что вечером она его крестила,

      И голову к нему на грудь клонила,

      И долго оторваться не могла;

      И что однажды, в тихий вечер мая,

      Когда в расцвете нежилась весна,

      Она лежала, глаз не открывая,

      Как мрамор неподвижна и бледна;

      Он помнил, как дьячки псалтырь читали,

      Как плакал он и как в тот грозный час

      Под окнами цветы благоухали,

      Жужжа из окон пчелы вылетали

      И чья-то песня громкая неслась.

      Потом он жил у старой, строгой тетки,

      Пред образом святителя Петра

      Молившейся с утра и до утра

      И с важностью перебиравшей четки.

      И мальчик стал неловок, нелюдим,

      Акафисты читал ей ежедневно,

      И, чуть запнется, слышит, как над ним

      Уж раздается тетки голос гневный:

      «Да что ты, Миша, все глядишь в окно?»

      И Миша, точно, глаз отвесть от сада

      Не мог. В саду темнело уж давно,

      В окно лилась вечерняя прохлада;

      Последний луч заката догорал,

      За речкою излучистой краснея…

      И, кончив чтенье, тотчас убегал

      Он из дому. Широкая аллея

      Тянулась вдаль. Оттуда старый дом

      Еще казался старей и мрачнее,

      Там каждый кустик был ему знаком

      И длинные ракиты улыбались

      Еще с верхушек… Он дохнуть не смел

      И, весь дрожа от радости, глядел,

      Как