Он мое же поведение

      Мне как будто объяснил,

      И ко взяткам отвращение

      Я тогда благословил;

      Перестал стыдиться бедности:

      Да! лохмотья нищеты

      Не свидетельство зловредности,

      А скорее правоты!

      Снова благородной гордости

      (Человек самолюбив),

      Упования и твердости

      Я почувствовал прилив.

      «Нам Господь послал спасителя, —

      Говорю тогда жене, —

      Нашим крошкам покровителя!»

      И бедняжка верит мне.

      Горе мы забвенью предали,

      Сколотили сто рублей,

      Все как следует разведали

      И в столицу поскорей.

      Прикатили прямо к сроднику,

      Не пустил – ступай в трактир,

      Помолился я угоднику,

      Поначистил свой мундир

      И пошел… Путем-дорогою,

      Чтоб участие привлечь,

      Я всю жизнь мою убогую

      Совместил в такую речь:

      «Оттого-де ныне с голоду

      Умираю словно тварь,

      Что был глуп и честен смолоду,

      Знал, что значит Бог и царь.

      Не скажу: по справедливости

      (Невелик я генерал),

      По ребяческой стыдливости

      Даже с правого не брал —

      И погиб… Я горе мыкаю,

      Я работаю за двух,

      Но не чаркой – вашей книгою

      Подкрепляю слабый дух,

      Защитите!..»

      Не заставили

      Ждать минуты ни одной.

      Вот в приемную поставили,

      Доложили чередой.

      Вот идет его сиятельство, —

      Я сробел; чуть жив стою;

      Впал в тупое замешательство

      И забыл всю речь свою.

      Тер и лоб и переносицу,

      В потолок косил глаза,

      Бормотал лишь околесицу,

      А о деле – ни аза!

      Изумились, брови сдвинули:

      «Что вам нужно?» – говорят.

      – Нужно