…ты замолкаешь, чтобы не сорваться

      на слабый крик или на громкий шёпот,

      в кафе, на станции, откуда не добраться

      в такое время. На перроне топот

      переезжающих в другое время года,

      от этих мест подальше – или глубже.

      Наличие билета – суть исхода

      со станции – корабликом по луже,

      ни утонуть в которой, ни уехать

      куда-нибудь – кафе не отпускает

      при расставании… Банальная помеха —

      наличие любви – и каждый знает

      из отъезжающих, что это неизменно

      теперь уже, когда спустя полжизни —

      единственная в жизни перемена —

      прощание в кафе. И поезд дышит

      почти что в спину, в рельсах застревая,

      как в той же луже, что уже просохла.

      И никого от края и до края.

      И станция как будто бы оглохла.

      Если зеркало мне не врёт,

      то со смертью не всё проходит.

      Завершив неземной полёт,

      крылья сушатся в огороде,

      точно простыни на ветру

      после жаркой любовной ночи.

      Даже если я и умру —

      жизнь не кончится между прочим,

      свой воскресный свершив полёт,

      как перо по листу бумаги,

      в облаках, где гроза растёт,

      заполняясь, как брагой фляги,

      электричеством и дождём,

      свежим ветром, слезой младенца,

      перепуганного огнём —

      никуда от огня не деться…

      как не выжить в кромешной тьме.

      Видно, всё-таки, прав Проперций:

      ничего не кончается, нет,

      там где слово застряло в сердце.

      Река опять замёрзла, как постель —

      от одиночества. Стекольщик был не пьяный —

      на совесть застеклил её. Теперь

      она, как я в глухом углу дивана,

      под матовым стеклом – в своём углу,

      что, может быть, не лучше и не хуже

      других таких же, но не по нутру

      такое сочетание, к тому же,

      замёрз пейзаж по берегам реки,

      не сохранив былого украшенья.

      И облака, что были так близки

      порой – не поспешают с возвращеньем

      и где-то прячутся, чтоб тоже не уснуть

      в каком-нибудь углу, за пыльной шторой,

      тем самым завершив небесный путь —

      земною жизнью, в закромах которой —

      уже достаточно. И не перечерпать

      ладонями