Идёт подряд на свет вода

      [безногая] другим путём,

      не протерев свои глаза

      [что несущественно] – что днём

      себя ощупывает, как

      наутро женщина края

      свои исследует, рукой

      течение судьбы двоя,

      когда сияющий плавник,

      толкается в мамашин сон,

      где бьёт [вольфрамовый родник

      почти что током] в мягкий схрон.

      Где сдуру в дуру бог идёт,

      он собирается семью

      собрать из запчастей воды

      между пятью и восемью,

      с утра ползёт к воде на дух

      двоичный, будто бы Лилит

      и Ева [мало ли там кто] —

      его в себе проговорит

      под роговицей у пупка

      он вяжет свитер для неё —

      ещё без тени и лобка

      [который – знаешь ли? – враньё],

      и видит мир, как тот бомжарь,

      что светом согнут или свит

      сегодня [и в последний раз],

      а послезавтра догорит.

      И сын – на выгнутой вовнутрь

      [пока срифмован в малафью]

      исследует источник, а —

      быть может даже мать свою.

      Она с утра ещё гола,

      и ощущает, как её

      отметил угол [то есть мрак

      за муравьями в дочь ушёл],

      Пока вода – ещё вода,

      а не вина за чей-то стыд,

      четырелицый свысока

      в живот клюётся и молчит.

      Бездоказательно её

      существованье в этом Че —

      пока нутро не выжжет сын

      как свет на жестяной воде,

      на жестяной воде её

      где он и мать в постели спят

      [на свет, конечно, без пупков]

      и входят в душ, как в чей-то ад.

      (22/07/12)