И тут настала каторга [79]

      Корёжскому крестьянину —

      До нитки разорил!

      А драл… как сам Шалашников!

      Да тот был прост; накинется

      Со всей воинской силою,

      Подумаешь: убьет!

      А деньги сунь, отвалится,

      Ни дать ни взять раздувшийся

      В собачьем ухе клещ.

      У немца – хватка мертвая:

      Пока не пустит по миру,

      Не отойдя сосет!

      «Как вы терпели, дедушка?»

      – А потому терпели мы,

      Что мы – богатыри.

      В том богатырство русское.

      Ты думаешь, Матренушка,

      Мужик – не богатырь?

      И жизнь его не ратная,

      И смерть ему не писана

      В бою – а богатырь!

      Цепями руки кручены,

      Железом ноги кованы,

      Спина… леса дремучие

      Прошли по ней – сломалися.

      А грудь? Илья-пророк

      По ней гремит – катается

      На колеснице огненной…

      Все терпит богатырь!

      И гнется, да не ломится,

      Не ломится, не валится…

      Ужли не богатырь?

      «Ты шутишь шутки, дедушка! —

      Сказала я. – Такого-то

      Богатыря могучего,

      Чай, мыши заедят!»

      – Не знаю я, Матренушка.

      Покамест тягу страшную

      Поднять-то поднял он,

      Да в землю сам ушел по грудь

      С натуги! По лицу его

      Не слезы – кровь течет!

      Не знаю, не придумаю,

      Что будет? Богу ведомо!

      А про себя скажу:

      Как выли вьюги зимние,

      Как ныли кости старые,

      Лежал я на печи;

      Полеживал, подумывал:

      Куда ты, сила, делася?

      На что ты пригодилася? —

      Под розгами, под палками

      По мелочам ушла!

      «А что же немец, дедушка?»

      – А немец как ни властвовал,

      Да наши топоры

      Лежали – до поры!

      Осьмнадцать лет терпели мы.

      Застроил немец фабрику,

      Велел колодец рыть.

      Вдевятером копали мы,

      До полдня проработали,

      Позавтракать хотим.

      Приходит немец: «Только-то?..»

      И начал нас по-своему,

      Не торопясь, пилить.

      Стояли мы голодные,

      А немец нас поругивал

      Да в яму землю мокрую

      Пошвыривал ногой.

      Была уж яма добрая…

      Случилось, я легонечко

      Толкнул его плечом,

      Потом другой толкнул его,

      И третий… Мы посгрудились…

      До ямы два шага…

      Мы слова не промолвили,

      Друг другу не глядели мы

      В глаза… а всей гурьбой

      Христьяна Христианыча

      Поталкивали бережно

      Всё к яме… всё на край…

      И немец в яму бухнулся,

      Кричит: «Веревку! лестницу!»

      Мы девятью лопатами

      Ответили ему.

      «Наддай!» – я слово выронил, —

      Под