С большущей сивой гривою,

      Чай, двадцать лет не стриженной,

      С большущей бородой,

      Дед на медведя смахивал,

      Особенно как из лесу,

      Согнувшись, выходил.

      Дугой спина у дедушки.

      Сначала все боялась я,

      Как в низенькую горенку

      Входил он: ну распрямится?

      Пробьет дыру медведице

      В светелке головой!

      Да распрямиться дедушка

      Не мог: ему уж стукнуло,

      По сказкам, сто годов,

      Дед жил в особой горнице,

      Семейки недолюбливал,

      В свой угол не пускал;

      А та сердилась, лаялась,

      Его «клейменым, каторжным»

      Честил родной сынок.

      Савелий не рассердится.

      Уйдет в свою светелочку,

      Читает святцы, крестится,

      Да вдруг и скажет весело:

      «Клейменый, да не раб!..»

      А крепко досадят ему —

      Подшутит: «Поглядите-тко,

      К нам сваты!» Незамужняя

      Золовушка – к окну:

      Ан вместо сватов – нищие!

      Из оловянной пуговки

      Дед вылепил двугривенный,

      Подбросил на полу —

      Попался свекор-батюшка!

      Не пьяный из питейного —

      Побитый приплелся!

      Сидят, молчат за ужином:

      У свекра бровь рассечена,

      У деда, словно радуга,

      Усмешка на лице.

      С весны до поздней осени

      Дед брал грибы да ягоды,

      Силочки становил

      На глухарей, на рябчиков.

      А зиму разговаривал

      На