Поэт – что малое дитя.

      Он верит женщинам и соснам,

      и стих, написанный шутя,

      как жизнь, священ и неосознан.

      То громыхает, как пророк,

      а то дурачится, как клоун,

      бог весть, зачем и для кого он,

      пойдет ли будущему впрок.

      Как сон, от быта отрешен,

      и кто прочтет, и чем навеян?

      У древней тайны вдохновенья

      напрасно спрашивать резон.

      Но перед тем как сесть за стол

      и прежде чем стихам начаться,

      я твердо ведаю, за что

      меня не жалует начальство.

      Я б не сложил и пары слов,

      когда б судьбы мирской горнило

      моих висков не опалило,

      души моей не потрясло.

      О, дай нам Бог внимательных бессонниц,

      чтоб каждый мог, придя под грубый кров

      как самозванец, вдруг с далеких звонниц

      услышать гул святых колоколов.

      Той мзды печаль укорна и старинна,

      щемит полынь, прощает синева.

      О брат мой Осип и сестра Марина,

      спасибо вам за судьбы и слова.

      О, трижды нет! Не дерзок я, не ловок,

      чтоб звать в родню двух лир безродный звон.

      У ваших ног, натруженных, в оковах,

      я нищ и мал. Не брезгуйте ж родством.

      Когда в душе, как благовест Господний,

      звучат стихи с воскреснувших страниц,

      освободясь из дымной преисподней,

      она лежит, простершаяся ниц,

      и, слушая, наслушаться не может,

      из тьмы чужой пришедшая домой,

      и жалкий век, что ею в муках прожит,

      не страшен ей, блаженной и немой.

      И думает беглянка ниоткуда:

      «Спасибо всем, кто дал мне их прочесть.

      Как хорошо, что есть на свете Чудо,

      хоть никому, хоть изредка, но есть.

      А где их прах, в какой ночи овражной?

      И ей известно ль, ведает ли он,

      какой рубеж, возвышенный и страшный,

      в их разобщенных снах запечатлен?

      Пусть не замучит совесть негодяя,

      но чуткий слух откликнется на зов…»

      Так думает душа моя, когда я

      не сплю ночей над истиной стихов.

      О, ей бы так, на ангельском морозе б

      пронзить собой все зоны и слои.

      Сестра моя Марина, брат мой Осип,

      спасибо вам, сожженные мои!

      Спасибо вам,