Моя Сара не носит туфель на низком ходу,

      и на каждое слово у неё то байка, то присказка.

      С ювелирной точностью Сара предсказывает судьбу,

      и судьба эта непременно в затылок выстрелит.

      Сара кольца снимает и раскладывает Таро,

      у неё на груди под крестиком бьются голуби,

      есть в цыганском сердце потайное – двойное дно,

      за семью замками, за десятью щеколдами.

      К моей Саре приходят люди со всех сторон,

      они все на ладошках приносят для Сары тайное.

      Сара знает о каждом всё – от любовниц до похорон,

      ведь на то оно и дано, мастерство гадальное.

      Сара в чёрном, моя Сара, как ночь, черна,

      поправляет платьице и глядится в зеркальце.

      Сара знает цену себе, и цена эта высока,

      ровно столько бездетные отдают за первенца.

      Моя Сара и мне гадает в степной глуши,

      я прошу немного, о тебе лишь спрашиваю.

      Только Сара в ответ молчит, и с моей души

      облетают листья под кружевной рубашкою.

      На цыганском посёлке детство всегда босоногое.

      Эти танцы в пыли и гадания до утра…

      У цыганок моих чернобровых губы вишнёвые,

      у цыганок моих в тонких пальцах алые веера.

      До сих пор, если путь мой лежит мимо их поселения,

      я музы́ку делаю тише, чтобы услышать коней.

      Запряжённые кони цыган в повозочки трёхлинейные,

      бесконечное небо цыган – держателей голубей.

      И мальчишки гурьбой, и девчонки в звенящих браслетах.

      Всё кружится, и пыль застилает глаза.

      И они надо мною смеются, я странно одета,

      а ещё у меня в рукаве не найдёшь ни туза,

      ни валета червонного. Я приезжаю к ним в гости,

      и они меня под руки дружно подводят к столу.

      И мне люб этот дикий степной необузданный пёстрый

      беспокойный народ, презирающий кабалу.

      Все свободны у них, от чумазых детей до барона.

      От макушек под солнцем до стоп на линялой траве.

      От взмывающих юбок до роз полусонных бутонов.

      Я один из них спрячу на счастье в своём рукаве.

      Когда падёт режим,

      мы тоже побежим.

      Ты навсегда, а я

      вернусь и буду верить!

      Хрустальная страна

      за каменною дверью,

      но будет и окно,

      в котором далеко,

      насколько хватит глаза —

      разбитая Green Plaza.

      Под водами реки

      ушедшие полки,

      и тоненький мальчонка

      стоит на берегу.

      И белая пелёнка,

      как флаг, на злом ветру.

      Обычная пелёнка.

      Кого б запеленать?

      Как страшно: нет ребёнка,

      осталась мать.