Гермафродит был высшее созданье.

      Ведь к самому себе питать желанье –

      Совсем не самый совершенный рок;

      Блаженней, кто внушить желанье мог

      Вкусить вдвоем двойное трепетанье.

      Ему его придворных хор поет,

      Что он то Афродита, то Эрот:

      Ему повсюду ищут дев прекрасных,

      И юношей, и вдов, на все согласных.

      Но попросить Гермафродит забыл

      О даре, для него необходимом,

      Без коего восторг не полным был,

      О даре… ну, каком? – да быть любимым.

      И сделал бог, карая колдуна,

      Его уродливей, чем сатана.

      Его глаза не ведали победы,

      Напрасно он устраивал беседы,

      Балы, концерты, всюду лил духи

      И даже иногда писал стихи.

      Но днем, в руках красавицу сжимая,

      И по ночам, покорно отдавая

      Возлюбленному женственный свой пыл,

      Он чувствовал, что он обманут был.

      Он получал в ответ на все объятья

      Презрение, обиды и проклятья:

      Ему являл воочью Божий суд,

      Что почести блаженства не дают.

      «Как, – говорил он, – каждая служанка

      Покоится в возлюбленных руках,

      У каждого солдата – поселянка,

      У каждой послушницы есть монах.

      Лишь я, богач, могучий, гений – ах! –

      Лишь я лишен в круговороте этом

      Блаженства, ведомого целым светом!»

      Он четырьмя стихиями клялся

      Карать и дев, и юношей коварных,

      Которым полюбить его нельзя,

      Чтоб стала окровавленной стезя

      Сердец жестоких и неблагодарных.

      По-царски относился он к гостям,

      И бронзовая Савская царица{116},

      Фалестра, македонская девица,

      Любезные