Я трудиться не сумел, грабить не посмел,

      Я всю жизнь свою с трибуны лгал доверчивым

      и юным,

      Лгал – птенцам.

      Встретив всех, кого убил, всех, кто мной

      обманут был,

      Я спрошу у них, у мертвых, – бьют ли на том

      свете морду

      Нам лжецам?

      Я отошел помочиться не там, где вся солдатня.

      И снайпер в ту же секунду меня на тот свет

      отправил.

      Я думаю, вы не правы, высмеивая меня,

      Умершего принципиально, не меняя своих правил.

      Нет хуже работы – пасти дураков.

      Бессмысленно храбрых – тем более.

      Но я их довел до родных берегов

      Своею посмертною волею.

      Все отдав, я не встану из праха,

      Мне не надо ни слов, ни похвал.

      Я не жил, умирая от страха,

      Я, убив в себе страх, воевал.

      Не плачьте! Армия дала

      Свободу робкому рабу.

      За шиворот приволокла

      Из канцелярии в судьбу,

      Где он, узнав, что значит сметь,

      Набрался храбрости – любить,

      И полюбив – пошел на смерть,

      И умер. К счастью, может быть.

      Они быстро на мне поставили крест,

      В первый день, первой пулей в лоб.

      Дети любят в театре вскакивать с мест.

      Я забыл, что это – окоп.

      Быстро, грубо и умело за короткий путь земной

      И мой дух, и мое тело вымуштровала война.

      Интересно, что способен сделать бог со мной

      Сверх того, что уже сделал старшина?

      Я не посмел на смерть взглянуть

      в атаке среди бела дня,

      И люди, завязав глаза,

      к ней ночью отвели меня.

      Я знал, что мне он подчинен и, чтоб

      спасти меня – умрет.

      Он умер, так и не узнав, что надо б все

      наоборот!

      А. – Я был богатым, как раджа.

      Б. – А я был беден.

      ВМЕСТЕ. – Но на тот свет без багажа

      Мы оба едем.

      Заканчивая путь земной,

      Всем сплетникам напомню я:

      Так или иначе, со мной

      Еще вы встретитесь, друзья!

      Я вам оставлю столько книг,

      Что после смерти обо мне

      Не лучше ль спрашивать у них,

      Чем лезть с вопросами к родне!

      В начале тридцать второго в Карелию ехал

      Черный —

      Густо татуирован, жилист, немыт, небрит.

      Ехал он из Одессы, с любимого Черного моря

      На чортово Белое море. Чорт его побери!

      Как раз в арестантском вагоне стукнул ему

      тридцатый.

      Стократно благополучно бежавшие от погонь,

      Были с ним вместе взяты в доску свои ребята,

      Прошедшие