Снег за окнами мягко теряется где-то,

      время каплет так близко.

            Во сне

      вдруг разбилась сосулька, бездумная флейта,

      что один раз звенит о весне.

      …Я бежала, не помня себя от разлуки,

      поезд мчался за море, за твердь.

      Из прозрачной травы

            сквозь замёрзшие руки

      я училась на солнце смотреть.

      В мире утренней алости нежно и грубо,

      плеском вешним окрест обойдя,

      пели вóды (наяд[24] мимолётные губы?)

      о сверканье и шуме дождя…

      …Ближе к утру

            сольются (с затверженной болью)

      стук колёс и следы на песке.

      Я не знаю, не жду. Всё, что было – невольно,

      снег, серея, твердеет к весне…

      Не в своих беловежьих и заспанных царствах, —

      глубже голоса, в горле-спине.

      А слова – наугад, наизусть? – род лекарства,

      чтобы быть наяву, как во сне.

      В том немыслимом сне

            снег летит вместе с летом,

      в луннооком заоблачном сне —

      нет разбитой свирели. Эолова флейта[25]

      мне бездонно звенит о весне.

      …Сумеречной снастью сводит мир с основ

      снег…

            Схожу – во власти тысячеоких снов.

      Сузилась ли пучина, ширится ли волчком,

      бьётся путь в паутине с тонущим зрачком.

      Снова Земля проходит точечный зенит,

      время натянулось, крови связь звенит.

      Снова тише ли, громче повторять от сих:

      «Эту чашу, Отче, мимо пронеси»[26] —

      и до сих… Не ставить нам, не воздвигать,

      вёрст во мгле не править, мук не избывать.

      Только переходов «тронутых»[27] черты,

      только снегопадов сóлоны гряды,

      только б не покинуть – так легко уснуть! —

      этот нитевидный, еле внятный путь.

      Помни: «И потомкам странен голос тех,

      что в котомках тонких уносили – снег».

      Вдруг снова днём, – как белой ночью.

      Откуда эта тишина?

      Ведь осень в городе хлопочет,

      недавно началась она.

      Да, воскресенье в самом деле,

      вот отчего на даль версты

      Гостинодворские аллеи

      стоят пустынны и желты.

      А в Павловске дни как газеты,

      (что шрифт смешали с домино).

      Там привокзальные буфеты

      пыхтят… И в них ещё полно.

      Бумагой, а не тягой шмельей,

      шуршат оборванно кусты.

      И в этом – весь конец недели

      до наступленья темноты.

      Ты