Что форма – строгий контур, раскардаш,

      свобода выбора, забор ГУЛАГа,

      традиции, смещенья, эпатаж

      в подполье, на миру… С какого шага

      начать, каким закончить? Просверкнуть

      глубинной сутью ноты, краски, слова —

      и вдруг поставить точку пулей в грудь,

      как Маяковский! С бодуна какого

      Сергей, Марина… Черта ль в петлю лезть,

      как Лермонтов подставиться и Пушкин!

      Страну оставим, здесь что есть, то есть:

      каков народ, такая и верхушка.

      В искусстве как не прыгнуть за порог

      доступного, когда так тесно в раме

      границ вмененных – не с того ль Ван Гог,

      как Шуман, Гельдерлин, пошел мозгами…

      Зуд выразить себя неистощим

      настолько, что, пытаясь все преграды

      преодолеть, как в смерть, играешь с ним

      и даже счастлив… Но не жди пощады,

      не ты его – он сам пересечет

      все созданное кстати и некстати

      чернилом, кровью… Знать о-формит черт

      ту сделку, что подкинет нам создатель.

      А не подкинет – кто ж так истощил

      запас, что лавр засох, умолкли трубы?

      В двусмысленности нынешних сивилл

      хоть форму тела удержать свою бы…

      Восемь лет, словно «ехал грека

      через реку…», и мой вояж:

      показаться, мол, жив калека,

      так платите – с полвека стаж.

      Целых 5 часов до Нью-Йорка

      начитаться, и выспаться, и

      наглядеться на снежные горки,

      на застывшие в камне ручьи

      ранним мартом. К средине апреля

      отложить коль, картинка не та:

      белым, палевым, розовым хмелем

      наливаются кроны. Устав

      поменялся в мгновение ока,

      к настоящей свернуло весне,

      где совсем не по теме – из окон

      разнозубый пейзаж вдруг извне.

      И туннельную скуку развеяв

      под