Или и здесь здравой мысли объедки, толпа,

      падкая на уговоры шута, прожектера,

      что на спасителя тянет, как наш, а колпак

      прячет таких же шестерок придворная свора?

      Видимо, так уж заложено, что снегопад

      словно прошелся катком по незрелым посевам.

      Вправо природа качнулась, – сказал бы Сократ.

      Чтобы, – добавил Платон, – возвратиться налево.

      Маятник, как ни противься, часов мировых

      тиком ли, таком стрекочет себе равнодушно,

      пусть не всегда равномерно – то в крик, то притих,

      то одарит, то задавит налогом подушным.

      Солнца активность ли, черные дыры, бардак

      на стороне отчего-то невидимой лунной…

      что тут изменишь, казалось, да как бы не так —

      дрожь пробежит вдруг по массе, казалось, чугунной,

      что простояла века ни туда ни сюда,

      не увлекаема сверху наивным напевом,

      ей же самою надуманным, – и по следам

      тех, что не ведают качки ни вправо, ни влево.

      * * *

      Осень восьмая, на выход! Гнилая зима

      пусть наступает на пятки – какие уж лыжи!

      Да не случайно протестом дохнул Потомак,

      совестью мира больной, значит, кто-нибудь движим.

      Часть небольшая вначале – но пусть со страниц

      Библии так и взметнется вопль Иеремии!

      Тяга от темного к светлому шла от крупиц

      исстари, но хоть чуть-чуть побуждала стихии

      притормозить – снова к пропасти век подошел,

      где испытанье терпеньем предстанет дороже

      сопротивленья. Ужель допустить произвол,

      что заиграться в кровавые игрища может!

      Было недавно еще и не раз, и не три —

      память короткая дремлющих многих подводит…

      Мир если как-то меняется, то изнутри,

      вот и ржавеем, когда не живем по природе.

      Осень восьмая твоя ли, кого-то ль еще —

      вместе сошлись на стихийную сходку, едва лишь

      власть посягнет на законное право. Рассчет

      шел на безликую массу – да мы не проспали!

      Игры в гадалки-смотрелки отчаянны, как

      всякие игры, да только уводят от дома —

      станет небесная стрелка наперекосяк,

      если впадет наше неравнодушие в кому.

      * * *

      Осень восьмая… Напомнит Гомер, как ладья

      сына бодается с бурей, отец – за оралом,

      крохи случайно отсыпанного бытия

      чтобы потратить с какой-то хоть пользою малой.

      Местный, москвич, петербуржец ли… дело не в том,

      где и куда суждено перетаскивать лары —

      хрупкие, связаны с хрупкой Землею, плывем,

      лишь сберегая пока этот хрупкий подарок.

      В утлом своем воскресенье нам знать не дано,

      сколько еще облетят и раскроются листья

      десятилетий,