В одежде грубой нищеты

      Она прекрасна; полдень ясный

      Моей Украины прекрасной

      Позолотил, любя, лелея,

      Свое прекрасное дитя.

      Ужели тщетно пролетят

      Дни упоения над нею

      И светлой радостью своею

      Ея тоски не усладят?

      Она прекрасна, мать калека —

      Кто будет ей руководить?

      Придет пора, пора любить,

      И злое сердце человека

      Ея любви не пощадит. …

      … невинным сном

      Оксана спит, а мать слепая,

      Уныло-тихо напевая,

      И каждый шорох сторожит.

      И если ветер, пролетая,

      Упавший лист пошевелит,

      Она немеет, и дрожит,

      И робко к сердцу прижимает

      Свое единое дитя,

      Свою единую отраду,

      Незрящей памятью следя

      Давно минувших дней усладу

      Печальной юности своей.

      Она изведала людей!

      И у забытой сей ограды

      Они ее не пощадят;

      Они готовы растерзать

      Ея дряхлеющие руки…

      Для их невнятен стон разлуки,

      Чужда им матери любовь.

      Они твердят – закон таков:

      «Не должно в прахе пресмыкаться

      И подаянием питаться

      Прекрасной юной сироте;

      И мы ее оденем златом,

      Внесем в высокие палаты

      И поклонимся красоте,

      Раскроем мир иных видений,

      Иных страстей высокий мир.

      Потом… потом…» И ваш кумир,

      Богиня ваших поклонении,

      От фимиама упилась

      И закоптела от курений;

      А ваша мудрость отреклась

      От обещанья; горстью злата,

      Великодушно бросив ей,

      Затмили блеск ея очей.

      И вот она в грязи разврата,

      Во славу дряхлых ваших дней,

      Перед толпою черни пьяной

      Пьет кубок…

      И запивает сердца раны.

      Не вы виновны, но она!

      Вы дали все, что должно было

      Наложнице презренной дать.

      А