В глазах рябит от чёрного на белом.

      Зима, зима. Чернила на листе.

      Классический пейзаж, что так умело

      Создателем расписан налегке,

      т. е. – легко, как будто мимоходом,

      в означенных границах бытия,

      отмерив поровну – печали и свободы,

      чернильной веткой расчертив поля.

      Зима, зима. Заснеженная площадь

      с вождём на клумбе, где среди цветов

      замёрзших, перепившего полощет —

      до дома не дошёл – в конце концов.

      Метёт, метёт. О чёрно-белый праздник!

      На разграбленье – город – до весны…

      оставлен снежным бабам. Снег-проказник

      слепит глаза и заполняет сны…

      На день рождения мне подарили клумбу.

      Точней – один цветок. Ещё точнее —

      отросток дерева. Растение на тумбу

      я поселил, чтоб было веселее

      в моём пространстве среди книг и пыли,

      накопленной за годы проживанья

      в доставшейся от бабушки квартире.

      Уже не вспомнить о её страданьях

      по поводу и без. На тумбе клумба

      произрастает – дерево в горшочке —

      растёт себе, не думая, как трудно

      порой в живых остаться. Между строчек

      о дереве, как среди книг и пыли.

      Пыль – признак времени. Винилово-бумажный

      осколок вечности. В чернилах – жили-были —

      на фабрике газетной, картонажной —

      как среди книг. Отпущенное время

      растёт, как дерево, не думая, что дальше,

      что я стою с водою на коленях,

      чтобы полить его. Немного раньше

      я наливал себе горячий кофе —

      за письменным столом. Увы, несносен

      вид в зеркале. И до изнеможенья

      попытка выжить. Кофе на подносе

      ещё дымится. Дерево в горшочке

      растёт на радость, но зима – не осень.

      И время тянется до вымысла, до точки.

      Пока ещё горит одно окно

      напротив в доме – жизнь не завершилась —

      до времени. Ещё не всё равно —

      что там, напротив, может быть, случилось.

      Что там, быть может, кто-то у огня

      сидит один, не разжимая руки —

      до белых косточек, не зная про меня,

      про то, что жизнь – не вымысел от скуки,

      от безнадёжности тех календарных дней,

      когда