Шумят осины у реки

      и тянут к небу руки белые.

      Прошли дни тёплые, дни первые,

      пришли последние деньки.

      Зима уже не выжидает:

      в траве – замёрзшая роса.

      Октябрьский ветер выжигает

      насквозь продрогшие леса.

      Вот пристань. К ней сынишка-катер

      спешит прижаться что есть сил.

      А в Волгу медленно, по капле

      стекает золото осин.

      Склонилась ива, как лосиха,

      земля вздыхает глубоко.

      И пусто стало, и красиво,

      и одиноко, и легко.

      …Когда душа поёт иль плачет,

      словами трудно объяснить,

      как эта встреча много значит,

      как, тонкая, крепка вдруг нить.

      И, вспоминая близость глаз,

      волненье слов, стыдливость ласк,

      поймёшь отгадку в том секрете:

      не в первый, а в последний раз

      ты полюбил на этом свете.

      Где тишина лежит

      да фонари моргают,

      трамвай-олень бежит

      январскими снегами.

      Вчера метель мела,

      а нынче ночь спокойна

      и оттого светла,

      что мы не спим с тобою,

      что улочкой бредём.

      Мелькнёт такси,

      как кошка,

      да твой высокий дом

      глядит одним окошком.

      Вот так бы много лет…

      Скрипят твои сапожки…

      А рельсы так похожи

      на свежий санный след.

      До краёв был наполнен тобой,

      ничего не изведавший злого.

      Я не знал, что такое любовь,

      я стеснялся красивого слова.

      Когда вечер огнями рябел

      и кололись насмешливо звёзды,

      просто нёс свое сердце тебе,

      ты же – шла на свидание просто…

      К Волге зимней бежал на заре.

      Как дитя, был покорен, послушен.

      И казалось – чисты были души,

      будто первый снежок в декабре.

      Но явилась иная пора,

      я-то думал, она – за горами.

      В