Вновь оснеженные колонны,

      Елагин мост и два огня.

      И голос женщины влюбленный.

      И хруст песка и храп коня.

      Две тени, слитых в поцелуе,

      Летят у полости саней.

      Но не таясь и не ревнуя,

      Я с этой новой – с пленной – с ней.

      Да, есть печальная услада

      В том, что любовь пройдет, как снег.

      О, разве, разве клясться надо

      В старинной верности навек?

      Нет, я не первую ласкаю

      И в строгой четкости моей

      Уже в покорность не играю

      И царств не требую у ней.

      Нет, с постоянством геометра

      Я числю каждый раз без слов

      Мосты, часовню, резкость ветра,

      Безлюдность низких островов.

      Я чту обряд: легко заправить

      Медвежью полость на лету,

      И, тонкий стан обняв, лукавить,

      И мчаться в снег и темноту,

      И помнить узкие ботинки,

      Влюбляясь в хладные меха…

      Ведь грудь моя на поединке

      Не встретит шпаги жениха…

      Ведь со свечой в тревоге давней

      Ее не ждет у двери мать…

      Ведь бедный муж за плотной ставней

      Ее не станет ревновать…

      Чем ночь прошедшая сияла,

      Чем настоящая зовет,

      Все только продолженье бала,

      Из света в сумрак переход…

      Не спят, не помнят, не торгуют.

      Над черным городом, как стон,

      Стоит, терзая ночь глухую,

      Торжественный пасхальный звон.

      Над человеческим созданьем,

      Которое он в землю вбил,

      Над смрадом, смертью и страданьем

      Трезвонят до потери сил…

      Над мировою чепухою;

      Над всем, чему нельзя помочь;

      Звонят