Все растяпы, кулемы, разини —

      лучше нас разбираются в истине:

      в их дырявой житейской корзине

      спит густой аромат бескорыстия.

      По сути, наши боли и невзгоды,

      события, восторги и вожди —

      такие же явления природы,

      как засухи, рассветы и дожди.

      Унять людскую боль и горе

      не раньше сможет человек,

      чем разделить сумеет море

      на воды впавших в море рек.

      Разносит по планете смех и плач

      невидимый злодей и утешитель —

      бес хаоса, случайностей, удач,

      порядка и системы сокрушитель.

      Душе уютны, как пальто,

      иллюзии и сантименты,

      однако жизнь – совсем не то,

      что думают о ней студенты.

      Я боюсь, что жизнь на небе нелегка,

      ибо с неба мы заметны в серой мгле,

      и краснеют на закате облака

      от увиденного ими на земле.

      Бродяги, странники, скитальцы,

      попав из холода в уют,

      сначала робко греют пальцы,

      а после к бабе пристают.

      Всегда приятно думать о былом,

      со временем оно переменилось,

      оно уже согрето тем теплом,

      которое в душе тогда клубилось.

      Даря комфорт, цивилизация

      нас усмиряет, растлевая:

      уже мне страшно оказаться

      где хаос, риск и смерть живая.

      Природа окутана вязью густой

      дыхания нашей гордыни,

      и даже на небе то серп золотой,

      то вялая корка от дыни.

      Хмурым лицом навевается скука,

      склонная воздух тоской отравлять,

      жизнь и без этого горькая штука,

      глупо угрюмством ее опошлять.

      Наш разум налегке и на скаку

      вторгается в округу тайных сфер,

      поскольку ненадолго дураку

      стеклянный хер.

      Однажды человека приведет

      растущее техническое знание

      к тому, что абсолютный идиот

      сумеет повлиять на мироздание.

      Когда от взрыва покачнется

      Земля, струясь огнем и газом,

      к нам на мгновение вернется

      надежда робкая на разум.

      Душа человеку двойная дана —

      из двух половинок, верней, —

      и если беспечно хохочет одна,

      то плачет вторая над ней.

      Истину ищу сегодня реже я,

      ибо, сопричастные к наживе,

      всюду ходят сочные и свежие

      истины, мне начисто чужие.

      Кто потемки моей темноты

      осветить согласится научно?

      Почему от чужой правоты

      на душе огорчительно скучно?

      К себе желая ближе присмотреться,

      курю и тихо думаю во тьме

      про мысли, исходившие от сердца

      и насмерть замерзавшие в уме.

      Да, Господь, лежит на мне вина:

      глух я и не внемлю зову долга,

      ибо сокрушители гавна

      тоже плохо пахнут очень долго.

      Мерзавцу