Почти два столетья… Кто вспомнит о Керне —

      так, был генерал как собачка при ней.

      Насколько же классика ярче модерна

      по духу, настолько по плоти скромней:

      домишко не очень, а что об аллее

      сказать – то всего-то шагов с 50.

      Зато горизонт становился светлее,

      лишь тайный огонь полыхнул невпопад!

      Загадка ж малевичского квадрата

      проста – плоскостопие будничных дней.

      Но как без романтики жизнь скуповата,

      так приспособленье пошлей и подлей,

      чадит себе тускло в запое, в засилье

      чиновных, охранных лоснящихся рож.

      Ему не расправить подрезанных крыльев,

      хотя и свалить за кордон невтерпеж

      от этой «великой», от этой «могучей»,

      как грубо сколоченный Ноев барак,

      обернутый сетью родимой колючей

      по контуру, что замыкает общак

      на том семихолмье, что к третьему Риму

      причислил себя, не пытая о том,

      что первые два, проскользнувшие мимо,

      куда попрочней – а туда же, на слом.

      Модерн, вроде, вызов, но там ни листочка

      живого, хотя бы сиреневый куст

      от Врубеля! Контуры, линии, точки —

      мол, внутренний мир… Как однако он пуст.

      Когда б Сирано с неприклеенным носом

      за шпагу и Телль натянул тетиву!..

      Сентябрь на закате, тяжелые росы

      накрыли сухую по лету траву,

      чтоб, отзимовавши, очухалась к маю,

      пустив хоть бы поросль от старых корней.

      Надежды серьезной и я не питаю —

      чем старше, запросы скромней и скромней.

      Но как впереди ни туманно, ни пусто,

      в прагматике арта глубокий застой —

      романтика светом пронзает искусство

      совместно с любовью, своею сестрой.

      В Михайловском пусть ей обыденным фактом

      питаться – страстинкой двух тел молодых,

      но лишь колокольчик прощальный по тракту —

      вослед напоенный поэзией стих.

      А без божества, как и без вдохновенья —

      смещенье заведанных координат:

      от голого разума вкупе с уменьем

      скандалит безжизненный, черный квадрат.

      Опять березы и осины

      толпятся в черном у крыльца —

      очередные годовщины,

      и речи, речи без конца.

      В «служении литературе»

      какой-то выспренний запал —

      а просто следовал натуре

      и, как сказалось, так сказал

      под интонации Шопена,

      разбросанные второпях.

      Весна