«Гюльнара! до сих пор я сам не знал,

      Что так бессилен и так низко пал;

      Сеид, мой враг, готовил гибель мне

      В открытой, хоть безжалостной войне;

      И я пришел на корабле своем,

      Чтобы разить разящего мечом;

      Мое оружье меч, а не кинжал,

      Я спящих никогда не убивал.

      И не для этого тебя я спас,

      Не дай о том мне пожалеть сейчас.

      Теперь прощай! Найди себе покой.

      Коротким будет сон последний мой!»

      «Сон! сон! А завтра хлынет пот со лба,

      И будешь корчиться вокруг столба.

      Но взор мой не увидит муки той,

      И, если ты погибнешь, – я с тобой!

      Жизнь, ненависть, любовь мою, корсар, —

      Все на земле решает твой удар!

      Как без того бежим мы? Ведь Сеид

      Догонит нас. И не отмщу обид…

      Всю молодость… ужасные года!

      Один удар сотрет их навсегда.

      Но если только меч ты признаешь,

      То женская рука подымет нож.

      Корсар! с удачей я вернусь сюда —

      Иль мы не встретимся уж никогда.

      И завтра солнце, в нашем встав краю,

      Увидит саван мой и казнь твою».

      Исчезла прежде, чем ответил он,

      Но он следил за ней, воспламенен;

      И, цепи подобрав свои как мог,

      Чтобы, звеня, не путались у ног,

      Взволнован видом отпертых дверей,

      Он бросился в проход, спеша за ней.

      Мрак, повороты, и в ночной тиши

      Нигде ни лампы, ни живой души.

      Вдруг сумеречный свет мелькнул сквозь тьму.

      Что обещает этот луч ему?

      Он наугад идет… вот холодок

      Предутренний ему лицо обжег.

      Он – в галерее… перед ним встает,

      Уже бледнея, звездный небосвод,

      Но он не смотрит даже – огонек

      В покое дальнем взор его привлек.

      Туда спешит: из двери на него

      Струится свет, и больше ничего.

      Скользнула тень, во мраке неясна,

      Остановилась… дрогнула… Она!

      Но нет следов содеянного зла.

      «Она убить Сеида не смогла!..»

      Но взор ее, исполненный огня,

      Внезапно испугался света дня,

      Поток волос отбросила она,

      Лицо скрывавший, словно пелена,

      Как будто наклонялась перед тем

      Над кем-то, кто ужасен был и нем.

      Он видит – чуть заметно и бледно,

      Ее рукой оставлено пятно

      На лбу, где черная змеится бровь,

      Знак преступления – чужая кровь!

      Он