Играет ветер, паруса шуршат,

      И погрузился в прошлое Конрад.

      Внезапно вырос черной грудой скал

      Мыс, где недавно якорь он бросал.

      С той ночи минули – так коротки! —

      Века злодейства, ужаса, тоски.

      Когда ж над мачтою утес навис,

      Закрыв лицо, его склонил он вниз

      И вспомнил все: Гонзальво, час борьбы,

      Свою победу, поворот судьбы.

      Но, грустью по возлюбленной томим,

      Он поднял взор – убийца перед ним!

      Гюльнара изнывает оттого,

      Что видит отвращение его,

      И гаснет жаркий гнев в ее глазах

      И в поздних проливается слезах.

      Ему сжимает трепетно персты:

      «Пусть не простит меня Аллах, но ты…

      Что было бы с тобой, когда б не я?

      И хоть сейчас не упрекай меня!

      О, ночь ужасная! Себя сама

      Не узнаю… почти схожу с ума.

      Любви не зная, зла не совершив,

      Была б чиста, но ты бы не был жив!»

      Она ошиблась: он ее ни в чем

      Не обвинял, виня себя во всем.

      В его груди, незримы, глубоки,

      Изнемогали мысли от тоски.

      А между тем бриз гонит их домой,

      Лазурный вал играет за кормой.

      Вдруг точкой… бликом… парусом возник

      Из дальней мглы вооруженный бриг.

      На нем давно заметили баркас

      И парусов прибавили тотчас:

      И приближается к ним с быстротой

      Высокий нос и пушек грозный строй.

      Вдруг вспышка! За баркасом взрыв волну,

      Шипящее ядро попело ко дну.

      Тогда от дум очнулся вдруг Конрад,

      И радостью его зажегся взгляд:

      «Мой бриг… мой алый флаг… Кто б думать мог?..

      Я на море еще не одинок…»

      На бриге узнают сигнал и крик

      И шлюпку на воду спускают вмиг.

      Уж с палубы приветствуют его,

      На лицах всех восторг и торжество.

      Взволнован каждый и безмерно горд,

      Следя, как снова всходит он на борт;

      Улыбка раздвигает им уста,

      И радость искренняя их проста.

      Он, вдруг забыв беду и неуспех,

      Как старый вождь приветствует их всех,

      Ансельмо руку жмет и уж опять

      Готов приказывать и побеждать!

      Но не один пират был огорчен

      Тем, что без боя вождь их возвращен.

      Неужто правда женщина могла

      Свершить такие смелые дела?

      Ее царицей сделают тогда.

      Разборчивость Конрада им чужда.

      К Гюльнаре взоры их обращены,

      Улыбки изумления полны.

      И смущена их любопытством