Вторую ночь зеваю сам

      и спать жене мешаю.

      Да ну! – какой там сон к чертям:

      июль, а пахнет маем.

      Под синевой покос на склоне,

      увяли стебельки.

      Была погода благосклонна —

      с твоей руки.

      Красиво было? Определённо,

      тут – правды проблески:

      Велосипед в траве. Влюблённость.

      И облако.

      Стихи всё короче,

      все меньше дней впереди...

      Мой ветер юный, дни и ночи

      гуди!

      Я вспыхну мгновенной искрой,

      если нужен кому этот дар.

      Вей, мой ветер, шалый и быстрый,

      несущий пожар.

      Стихи не угаснут вовеки,

      сколько б ни кануло дней,

      но ты, но ты, мой ветер,

      вей!

      Пробудить в себе звуки Шопена

      или Норвида с «Памятью Бема»,

      и на миг – если только возможно —

      повстречаться с твоим Утешителем скорым —

      Адамовым Водным Простором,

      чтобы в во́ды пролить серебристые

      твои слезы – Лучистые, Чистые…

      Ты об этом мечтаешь, художник?

      Как это славно – глаза откроешь,

      и сразу – целый мир пред тобой,

      и ты его в радость уронишь,

      и ты его оденешь в любовь.

      Но золото может покрыться шлаком,

      если ты закроешь глаза.

      Радость? Она затянется мраком.

      Любовь? Ее обольет слеза.

      Так пусть же до полного ослепленья

      будут открыты глаза твои:

      на радость жизни, радость творенья —

      на все, что достойно любви.

      Он не был мне первым встречным,

      я знал о нём многое: вроде

      того, как штаны через плечи

      стянуть и как жизнь проходит,

      я знал: он, шутя, в апельсине

      найти мог волшебное что-то —

      и все мы – в пляс, до бессилья,

      я знал, что шекспировский Боттом,

      с ослиной на час головою,

      в горячей его и честной

      душе уживался с героем,

      что носит портрет принцессы.

      Уберечь от забвенья мечтал он

      весь мир и тебя, Наталья...

      «До свиданья, мой друг, до свиданья»,

      прочней ностальгия с годами.

      Как мне нравятся эти березы —

      бают, бают, навевают грезы.

      Все они – кресты погибших наших,

      наших лучших, рядом с нами павших.

      О любви, о войне, о смерти

      тихо шепчут мне березы эти.

      Каждая из них прекрасней мая,

      тихо шепчет, крону поднимая.

      Тополя, тополя, тополя,

      изрытые рвами поля,

      отблеск далёких огней,

      трупы гнедых коней,

      бабы в платках клетчатых,

      вербы